Храм Христа Спасителя. Часть II

Продолжение. ЧАСТЬ I здесь

Если не считать попытки, предпринятой Витбергом при Александре I, храм возводился на протяжении трех царствований: закладка состоялась 10 сентября 1839 года в присутствии Николая I, строительство шло при Александре II, а торжественное освящение собора состоялось уже при Александре III – в день его коронации. По окончании молебна государь в сопровождении свиты обошел храм по галерее, стены которой украшали 177 мраморных мемориальных плит с текстами манифестов, описаниями сражений, списками награжденных и погибших офицеров, отличившихся частей и военачальников. В конце пути его ожидала встреча – георгиевские кавалеры, сидевшие на мраморных скамьях в ожидании императора, с трудом поднялись и выстроились перед Александром. Нелегко было представить дряхлых стариков безусыми корнетами и поручиками – но это были они, живые свидетели русской славы, участники войны 1812 года.

Этому торжественному дню предшествовали 44 года старательной и вдохновенной работы множества людей – от митрополита Московского Филарета, подобравшего исторические и библейские сюжеты для росписей и горельефов, до безвестных камнерезов и штукатуров. Над созданием мраморных изваяний трудились Петр Клодт, Александр Логановский и Николай Ромазанов. Бронзовые двери с изображением святых изготовил известный скульптор граф Федор Толстой. Внутренние стены и своды храма расписывали 38 художников: Федор Бруни, Василий Верещагин, Иван Крамской, Владимир Маковский, Алексей Марков, Василий Суриков, Григорий Седов и другие. Более 22 000 кв. метров составляла площадь росписи, из них более 9000 кв. метров покрывало сусальное золото.

Главный иконостас был выполнен в виде увенчанной бронзовым шатром с позолотой восьмигранной часовни из белого мрамора. Огромная люстра-паникадило из позолоченной бронзы, литые перила хоров, каждый подсвечник – все изготавливали лучшие мастера России, гордясь оказанной им честью. Не только из кирпича и бронзы, порфира и мрамора был построен тот храм. Камни скреплял, кроме раствора, еще и талант его создателей, их любовь и вера. Храм Христа Спасителя стал для русских символом Родины. Именно поэтому, с точки зрения новой власти, его следовало уничтожить – ведь храм, как и стоявший рядом с ним памятник царю, олицетворял собой ту Россию, которой полагалось кануть в прошлое.

Вообще уничтожение культовых сооружений происходило в те годы все чаще – то якобы для решения транспортных проблем, чтобы не мешали уличному движению, а то и просто под предлогом их ветхости и ненужности в новой жизни. Однако храм Христа Спасителя людьми воспринимался как безусловная историческая и художественная ценность, и с этим пришлось считаться. Массовых протестов верующих большевики уже не опасались, но чтобы даже брожения умов никакого не возникло, занялись подготовкой общественного мнения. Академики архитектуры пренебрежительно высказывались в прессе о «византийском стиле» вообще и о творении Тона в частности, газетчики с восторгом описывали будущий Дворец Советов, которому предстоит в скором будущем взметнуться над Москвой на месте бывшего «очага дурмана»…

И наконец в июне 1931 года принятое Сталиным политическое решение обрело форму резолюции: «Ввиду отвода участка, на котором расположен храм Христа Спасителя, под постройку Дворца Советов, указанный храм ликвидировать и снести. Поручить Президиуму Мособлисполкома ликвидацию (закрытие) храма произвести в декадный срок и представить общине верующих и Синоду соответствующее помещение. Ходатайство хозяйственного отдела ОГПУ о смывке золота и ходатайство строительства Дворца Советов о передаче строительного материала внести на рассмотрение секретариата ВЦИК». Смывкой золота озаботились неспроста, тут было ради чего постараться – в свое время на золочение куполов и балюстрады ушло 422 килограмма драгметалла. Заодно следовало найти применение и прочему добру – бронзе (самый большой из 14 колоколов храма весил целых 27 тонн), листовой меди (только крыша и купола – 176 тонн), мрамору и различным видам отделочного камня.

Культурные ценности – если валютной стоимостью не обладали – советскую власть интересовали не сильно, однако под давлением некоторых деятелей культуры товарищи из Комиссариата народного просвещения составили список подлежащих сохранению памятников. В него вошли некоторые участки настенных фресок, небольшое число горельефов и часть церковной утвари. Вначале храм разбирали вручную, хотя и без особых церемоний. Обдирали с куполов золоченые листы и сбрасывали вниз, не заботясь о скульптурах. Колокола спускали на тросах только из опасения, чтобы никого не зашибло. Облицовочный камень сбивали ломами и куски покрупнее складывали у забора. Начальство подгоняло, и работы велись одновременно внутри и снаружи, но дело продвигалось медленно, что и не удивительно – храм, построенный на века, разбирать можно десятилетиями. Прислали на подмогу красноармейцев, но сроки разборки все равно срывались, и тогда решили храм взорвать, не дожидаясь, когда будет снят весь облицовочный камень.

Илья Ильф, как раз в то время проживавший на 6-м этаже дома № 5 по Соймоновскому проезду, видел все это собственными глазами и даже снимал на фотокамеру, с которой в последние годы не расставался. Его соавторство с Евгением Петровым постепенно сошло на нет – в стране, где любая шутка может оказаться последней, человек свою тягу к острому словцу воспринимает как вредную привычку. Но если уж окружающую жизнь припечатать метким словцом – себе дороже, то можно хотя бы затвором объектива прищелкнуть ее гримасы. «Задерем подол матушке России!» – произнес, если верить легенде, Лазарь Каганович, вращая ручку индуктора перед тем, как нажать на красную кнопку. Возможно, что председатель московского горкома партии обошелся и без фривольных шуток в столь ответственный момент, но это не имеет значения – ровно в полдень 5 декабря 1931 года в центре столицы глухо бухнуло и на месте храма возникло облако пыли. Когда оно рассеялось, над собравшейся за забором толпой пронесся вздох: храм устоял. Но взрывчатку заложили еще раз, и второй взрыв превратил храм в гору битого камня, разбирать которую пришлось почти полтора года.

Историю восстановления храма Христа Спасителя обычно связывают с именем Юрия Лужкова, и не без оснований: бывший мэр сыграл в ней важную роль – однако не самую главную. Возродить храм предложил скульптор Владимир Мокроусов, он же организовал общественное движение за Возрождение Храма Христа Спасителя, поддержанное известными деятелями культуры и просто верующими людьми. Еще в 1988 году, когда обсуждалась судьба мемориала Победы на Поклонной горе, среди выставленных в Манеже вариантов (традиционных обелисков и стел в виде знамени, солдат с автоматами и разнообразных звезд) общее внимание привлек макет, представлявший собой храм – а точнее, металлический каркас храма, внутри которого горел вечный огонь. Это был проект Владимира Петровича Мокроусова.

Жюри конкурса отдало предпочтение иному решению, но идея храма-памятника обрела новую жизнь. При газете «Литературная Россия» был образован Фонд Возрождения Храма Христа Спасителя, и его сопредседателем стал Мокроусов. Разумеется, движение поддержал и Патриарх Алексий II, тем более что один из его предков тоже участвовал в Отечественной войне 1812 года, и среди имен, высеченных на мраморных плитах взорванного храма, значился и генерал Ридигер. Светские власти свою позицию поначалу никак не выражали. Когда сложившаяся вокруг Владимира Мокроусова Община храма Христа Спасителя обратилась в мэрию с вопросом об установке закладного камня на месте строительства будущего храма, чиновники письменного разрешения не дали, но прозрачно намекнули, что чинить препятствий тоже не станут.

Проблемы едва не возникли со стороны, почти не имевшей отношения к делу – бассейн «Москва» продолжал функционировать, и к тому же некий гражданин США объявил в печати, что намерен организовать на его базе какое-то развлекательное заведение. Но Фонд Возрождения храма Христа Спасителя к тому времени включал в себя уже достаточно влиятельных людей, и они смогли в Московском земельном комитете оформить для общины храма право на землеотвод участка, на котором располагался бассейн. Теперь для строительства храма никаких препятствия не было – как, впрочем, не было и денег, позволявших если не осуществить задуманное, так хотя бы приступить к делу. На всенародную подписку надеяться не приходилось, поскольку в последнее десятилетие ХХ века большинство жителей России с трудом сводило концы с концами, да и к вопросам веры, если честно, относилось не слишком трепетно.

Поэтому начать решили с постройки часовни иконы Державной Божией Матери – с тем, чтобы этот маленький деревянный храм стал символом того, что энтузиасты перешли от слов к делу и что разрушенный храм непременно будет восстановлен. Архитекторы Игорь Покровский и Борис Могильников из «Моспроекта-2» подготовили проект часовни, но тут на сцену вышло новое действующее лицо – мэром Москвы стал Юрий Лужков. Он так активно подключился к работе, что всем стало ясно: деньги – будут. И действительно, на расчетный счет Фонда потекли пожертвования от множества фирм и организаций, сотрудничавших с мэрией и дороживших таким важным заказчиком, а потому готовых спонсировать лужковский проект даже путем добровольно-принудительных отчислений из зарплаты своих сотрудников.

Проект восстановления храма, подготовленный реставратором Алексеем Денисовым, предполагал точное воссоздание утраченных композиций и установку на прежних местах сохранившихся подлинников. Понятно, что воссоздание по фотографиям и рисункам требовало очень квалифицированной и старательной работы, чтобы между старым и новым не могло возникнуть даже легкого контраста. Сколько же времени потребуется реставраторам? Константин Андреевич Тон до освящения Храма так и не дожил, Юрий Михайлович Лужков подобную перспективу даже рассматривать не хотел. И под нажимом энергичного градоначальника идея восстановления трансформировалась в концепцию «воссоздания храма в прежних архитектурных формах».

Прагматический подход Лужкова требовал поставить во главу угла функциональность возводимого объекта. Вместо холма, срытого при строительстве Дворца Советов, подножием для храма решили сделать стилобат высотой в 17 метров. Получаемые в нижнем ярусе дополнительные площади не нужны были храму-памятнику, зато очень пригодились для кафедрального собора, посещаемого первыми лицами государства: правительственный кортеж мог по пандусу въехать в подземные помещения храма, что позволяло представителям власти оставаться на комфортной дистанции от электората. Стилобат заключал в себе столько пространства, что после размещения в нем храма Преображения Господня, а также Залов Церковных Соборов и совещаний Священного Синода еще осталось место для трапезных палат (проще выражаясь, банкетных залов) и музея, а также для охраняемого гаражного комплекса на 305 машиномест и современной автомойки производства США.

Такому многоуровневому сооружению, естественно, были необходимы лифты – и архитекторы «Моспроекта-2» их добавили, разместив в колоннах, где у Тона к звонницам вели ступени каменных лестниц. Галереи между звонницами решили защитить навесами из толстого каленого стекла, чтобы обеспечить комфорт и безопасность экскурсантам. Появлявшиеся «дополнительные опции» влекли за собой и дополнительные расходы; компенсировать их приходилось путем использования новых технологий и материалов. Вместо золота на куполах – покрытие на основе нитрида титана. Белокаменную облицовку заменили полированным мрамором, а мраморные горельефы – бронзовым литьем.

Прежний храм, с белыми фигурами на фоне белых стен, смотрелся величественно, словно был вырезан из каменного монолита; вариант с бронзовыми накладками такого впечатления создать не мог – но так ли уж это важно, если этот путь короче? И община смиренно приняла все предложенные изменения, потому что иначе до конца дней пришлось бы молиться в деревянной часовенке, воздвигнутой верующими клочке земли между стройплощадкой и Соймоновским проездом. В конце концов, «Париж стоит мессы», и даже начавший все это Владимир Мокроусов вместе с другими членами Академии художеств принял участие в изготовлении бронзовых горельефов, хотя наверняка понимал, как сильно будет отличаться результат их трудов от вида прежнего храма.

Руководивший реставраторами Алексей Денисов отдавал себе отчет в происходящем, но изменить ничего не мог. Все, что ему оставалось, это выйти из проекта. Руководство работами по оформлению храма перешло к Зурабу Церетели, для которого бронза всегда являлась одним из самых любимых материалов. Зураб Константинович как глава Российской Академии художеств вполне мог позволить себе творить «авторские интерпретации» вместо создания точных копий погубленных в 1931 году изваяний. В результате мы имеем то, что имеем. Как в свое время метко выразился В. С. Черномырдин, «у нас какую партию ни строят – получается КПСС». По этой же причине и храм, возведенный методом ударного капиталистического строительства, тоже вышел сам на себя не похожий. Выражаясь в манере шахматистов, получилась «потеря качества при выигрыше темпа»: Тон и его люди строили храм 40 лет и 4 года, команда Лужкова управилась за 6 – вместо храма сотворив его муляж в натуральную величину.

К счастью (или к несчастью, как посмотреть), этого почти никто и не понял. На рубеже тысячелетий в центре столицы возник собор с круглосуточной автомойкой и охраняемым паркингом, разве плохо?.. Рамки металлоискателей на входе, в колонках акустической системы дьякон басит, в общем – все круто, «Солидный Господь для солидных господ». Говорят, когда люди, пришедшие поклониться Поясу Богородицы, коченели от холода в многотысячной очереди, особая категория верующих с комфортом заезжала в храм на автомобилях со спецпропусками. Что ж, если храм Христа Спасителя действительно олицетворяет Россию, то наше время он отразил без прикрас: воссоздание храма в прежних формах, имитация веры в обрядах и ритуалах…

Виктор Сутормин